Моя матушка улыбнулась такой угрозе и приказала полковнику или добровольно присоединиться к их весёлой компании или — как бы заслуженный воитель не сопротив-лялся — станет он, всё равно, невольником их неотразимых прелестей. Полковник даже вспыхнул от такого явно двусмысленного предложения и рука его потянулась за шпагой; Луиза в мгновение нырнула под угрожающую десницу и, смеясь, хотела перехватить смертоубийственный инструмент, но… полковник шутки не понял, как пёрышко поднял дерзкую, бросил отважную на Sofa, обнажил, как уже было много раз сказано, её неотразимо-прелестную попку, вытащил, всё-таки, свою шпагу и плашмя, под пронзительный визг моей матушки, влепил ей очень приличного леща.

Герой не мог остаться безнаказанным — полковник поплатился своей свободой за столь неожиданно явившуюся его взгляду красоту. Незабываемое очарование этой части тела, дрожащих возвышенностей и всех дру-гих на произвол брошенных окрестностей, так возжелаемых мужским сладострастием, обезоружили полковника и в его натуре, моей матушкой поддерживаемой, и в том, что ещё осталось от неиспорченных культурой чувств, задвигалось нечто такое, что умствен-ную его свободу обусловило так, что ни йоты из увиденного он уже никогда не мог за-быть.

Мужчина с принципами и характером в чувственных своих проявлениях — есть не-что совершенно противоположное грубому бесхарактерному мужику. Тот, ощутив страсть, удерживает её в себе, пока не успокаивается утолённый; этот же, которого рыхлая сила не знает границ, бушует неудержимо, но, опять- таки, только вплоть до пресыщения. Это есть главное, то самое главное зло святого супружества и его отвратительная тайна, которая каждую из нас, прошедшую первые очарования чувственной жизни, за-ставляет, после этого, перейти и привыкнуть к постному, если, конечно ещё, она своего истощённого господина имеет намерение хоть через какое-нибудь время любить.

Поэтому, я выбираю монастырь, где я могу с помощью десяти своих пальчиков и всяких других доступных утешений и утешителей семь раз в неделю забывать, что суще-ствует на свете сильный пол, который меня, из-за его собственного бессилия, заставляет плакать.

Full text of "Зарубежные письма"

Последствия такого разнообразия мужских натур — тоже разнообразны. Один удер-живает себя и даже облагораживает при помощи какой-нибудь, однажды найденной сис-темы чувственного наслаждения, другой — разрушает себя как огонь — но это как раз и питает его. Другой, не полковник, с яростью набросился бы на оголившиеся во время экзеку-ции прелести моей матушки и на её же владениях воздвиг бы свой триумф, но фон Хальден, который женщин почти ненавидел, в основе же своей был обработан, как цветок — цветок, который никто не должен и не мог сорвать, и лишь только он сам, и лишь только сам в себе мог он завянуть, и только в собственном золотом горшке — полковник фон Хальден считал бы свою победу, такой триумф грабежом, разбоем среди жаркого лета жизни, которому, может быть, и не хватало бы уже некоторой зимней свежести.

Обнажённые прелести моей Луизы, красота и чистота известных её частей, малень-кие женские секреты, открывшиеся вдруг под одеждами, победили сию же минуту пол-ковничью ненависть и взамен дали ему сердечную и искреннюю любовь к такой безза-щитной секретности, и его предвзятое построение, как то — ненависть к женскому роду — принёс он в жертву этому же роду и при том добровольно и вместе с его пресловутой свободой. И ещё он отважился на нечто такое, что не должно было быть понято, как похотли-вая шутка, но, и напротив, как перед всеми совершаемое примирение с обиженными кра-сотами.

Не предаваясь ни одному замечанию или определению — как, мол, обнажённая попка изменила те или другие его представления или, как такое вот обозрение отодвинуло на второй план его непримиримость к женщинам — трижды поцеловал он оголённые части и, с хорошо скрываемым смущением, опустил сначала рубашку, а затем и все юбки на их положенное место. Потом он поднял Луизу с Sofa, а потом, чтоб никто из зрителей не остался в выигрыше перед актёрами обнажившими на сцене всё, что только они могли и, таким образом, понесли моральный урон, и чтобы резвые язычки всё же постеснялись поделиться увиденным с прохожими, хотел уже было оставить и на их нежных частях небольшую заметку, но эта предосторожность оказалась ненужной.

Франциска сидела на коленях лейтенанта, и этот дерзкой своей рукой уже копался в потаённом очаровании бесстыдницы. Ленхен завязывала подвязки верхом на стуле; Юлиана держала руку между ног, а Фредерика ожидала нетерпеливыми глазами, когда наконец Франциска вынет из расстёгнутых штанов лейтенанта его мужское свидетельст-во, вещицу таких размеров, каких, пожалуй, кроме Луизы, до сих пор, никто из проказниц и не видел.

Теперь всё произошло, всё так случилось — полковник был решителен и смел, — теперь я не вижу другого выхода, чтоб исправить моё бесстыдство как только объявить Луизу моей невестой и тебе, Золлер, передать Франциску целиком и полностью в твоё владение! Девицы ликовали. Золлер положил свою красавицу на Sofa, открыл дверь и очень вежливо попросил соучастниц подождать в саду, и это не пришлось повторять: застенчивость их всё же была больше, чем их сладострастие.

1. интим знакомства с женщинами Опава.
2. она ищет его Злин секс.
3. Комментарии!
4. 17/ by Marina Zenina - Issuu.
5. AJERD Journal Home – ABUAD Journal of Engineering Research and Development.
6. Дворцы турецких султанов. Апрель 2007 (Стамбул, Турция)!
7. сайт знакомств для флирта Карвина.

Поручик бросился на Франциску, раскинул её белоснежные бёдра и продрался с мужской беспощадностью в её ещё не испытавшую, но уже готовую к такому испытанию нежность. Полковник и Луиза, сдирая друг с друга последние покровы благопристойности, в упоении и неистовом блаженстве упали в мягкую постель… Восемь дней спустя Франциска и моя матушка клялись перед алтарём любить своих мужей нежно и всегда. Я была и остаюсь единственным творением этого альянса, и период от эфирных платьиц до первых кристальных первозданных чувств, посетивших меня, занесён в список детских симпатий и стремлений, и, думаю, вам он будет малоинтересен.

Тем не менее, должна сказать, что я, так же как когда-то моя матушка, была бита моим учителем, называемым брат Гервазиус, и, поскольку была я натурой дикой и не-обузданной, происходило это часто, правда всегда в присутствии хотя бы одного моего родителя. После такой процедуры, минимум два дня, вела я себя отвратительно или вообще ничего не учила.

С удовольствием раздевалась я перед зеркалом и рассматривала мои маленькие пре-лести. Часто стояла я перед зеркалом подолгу с поднятым платьем и думала: « personne ne me voit! После отъезда поручика Золлер и его молодой жены первое место среди молодых друзей моего Papa занял лейтенант де Бево. Этот француз, вместе с присущим ему добро-душием и честным чистым образом мыслей, был ещё и тончайшим и алчнейшим сладост-растником. Он был тайным обожателем моей матушки — мне было тогда десять лет — и я часто служила козлом отпущения, когда она ему то всерьёз, то шутя отказывала.

Каждый раз, когда Monsieur Beauvois посещал нас, а это случалось почти каждый день, получала я ка-рамельки, леденцы или ещё какие-нибудь отвлечения, которые доставляли мне радость. После этого я знала чего хочет поручик — а именно, что хочет он остаться с моей матуш-кой наедине — и я не заставляла повторять мне это дважды. Вообще, лейтенант обладал такими манерами и таким умением себя вести, что был ни с кем несравним. Однажды, когда я пришла из сада может быть немножко раньше, чем обычно, и хо-тела уже войти в дверь, за которой находились они, услышала я вдруг оттуда какую-то возню, шум и, наконец, голос моей матушки: «Я убедительно прошу Вас, Бево!

Je vous prie instamment, Beauvois! Laissez moi…oh…- oh! Ma Diesse! Laissez moi faire… laissez moi…» Я прикрыла дверь и ничего больше не слышала, видела, однако, что не слышала, в замочную дырочку. Что это было? Матушка лежала на полу с упавшими юбками и ру-башками; мосье стоял над ней, подняв её левую ногу, и его штаны были спущены, и всё его исподнее беспорядочно обнажало член, торчащий, как шлагбаум на берлинских воро-тах.

Мне стало как-то особенно хорошо, мне стало так, что я едва могла себя удержать на ногах; я обнажила себя, и мой пальчик входил и выходил из меня, повторяя за поручиком его движения и проник, наконец, так глубоко, что я, пожалуй, испытала не меньше бла-женства, чем моя Луиза. Луиза была создана в высочайшей степени впечатлительной.

Её чувства всегда были готовы вспыхнуть, даже от самой маленькой причины; мой же отец совсем напротив — никогда только женской красотой не прельщался и ему требовалось нечто особое, когда он хотел удовлетворить свою страсть. Поэтому, сразу после свадьбы, открыл он моей матери пару самых своих сокровен-ных тайн, которые, в общем, обещали ей не скучное будущее, хотя, с её стороны, она не собиралась использовать их, кроме, как только в смысле своих материнских интересов.

Перенаправления здесь:

Но после двух лет супружеской верности — у неё была возможность за это время хорошенько подумать — стало ей понятно, что кроме меня никаких больше плодов этой супружеской связи ожидать не приходится, и решила она себе твёрдо первую же, ближайшую возможность, в связи с данным ей позволением, без всякой боязни использовать. Позволение дал сам мой отец и в самых определённых выражениях: «Я получил те-бя очень диковинным образом и, по-видимому, не менее странный случай должен разлу-чить нас. Я знаю и понял, и испытал уже, что твой сладострастный темперамент не только границ благопристойности не знает, напротив, твоя чувственность изобрела целую философию, принцип, который много больше, чем твоё почитание нравственности.

Я хочу сейчас не о дозволенности или недозволенности чувственного удовлетворе-ния говорить, тем более спорить с самой природой, которая себя во время течки, хоть в зной, хоть в стужу одинаково великолепно чувствует, напротив, я хочу вам обеим отпла-тить подобным и от тебя ждать того же.

С сегодняшнего дня я отдаю тебя тебе самой, согласно принципам, которые открыл я в первые же дни нашей связи; с сегодняшнего дня, ибо сегодня первый раз Беаво уви-дел твою обнажённую грудь и твои нижние юбки. Тебе самой, твоим развлечениям и забавам отдаю я тебя, но как справедливости, как возмещения требую, чтобы этот великолепный зад, каких я ещё в жизни не видел и не знал, расплачивался — он должен будет за это ответить». Луиза рассмеялась и пообещала, сверх того, исповедоваться ему, чтобы не иметь ни малейших угрызений совести по поводу того, что она воспрепятствовала себе его доб-рейшими предложениями воспользоваться.

Заповеди священников или таковые Богом непосредственно вдохновлённые, или всякие общественные законоположения — суть соглашения, которые удовлетворяют нас, пока они нам служат, или необходимы, или приятны, — которые, однако, никак не могут удерживаться долго в природе образованного человека уже вышедшего из детского воз-раста.

Свобода духа, тела, моральной и физической силы — есть то стремление, которое ни-каким законодательным границам не поддаётся, пока, конечно, невежество и образован-ность не вызывают друг друга на смертный бой, и злоба не одолевает их обоих. Или может христианский брак, который призван задушить всякие влечения природы в душе и теле обрекает нас этому навечно? Или, может, есть какой-нибудь свидетель восставший из мёртвых, который расскажет нам что там, по ту сторону, где уже нельзя свататься и жениться, он снова обрёл свою жену и детей?..

Или, может, наконец, законодательные границы сильнее связывают женихов и не-вест? Нет, конечно, нет!

Post navigation

Но разврат? Ах, кто теперь хочет о разврате среди нашей фило-софствующей и эстетствующей элиты хоть что-нибудь ещё говорить? Даже юристы раз-личают этот прогрессирующий рост простоты нравов, различают также хорошо как Ми-рабо и Россенау , хотя, как говорит Шлегель в своём «Museum», юрист должен лишь о малом заботиться и не позволять себе иметь мнения о великом и уметь его не иметь. Выдумал ли институт семьи что-то более полезное, чем орден монахов или мона-хинь — милосердных братьев и сестёр?

И кому надо, обладая добродетелями любви, доб-роты и сострадания, говорить ещё о распутстве; разве только чёрная зависть будет в своих книжках и на всех перекрёстках бить в барабаны и дуть в рожки и трубы, и это дутьё на-творит вреда больше, чем все тридцать два ветра вместе взятые. Отец засмеялся, полез моей Луизе под юбку и всунул свой палец туда, куда обычно суют что-то другое. Что со мной будет, если, может, уже скоро кто-то другой в это горячее твоё лоно проникнет; дру-гой эти алые, для любви созданные губы раздвинет; другой, с его яростью, с его пылом — как некогда еврейский бог Красное море — а твой супруг ещё не дотянул до тысячи и трёх обладаний, но хочет, как Дон Жуан, дотянуть.

Тут наклонил он её на Sofa, обнажив уже зарозовевшую желанием попку… «Нет, Луиза! Весь этот Содом должен быть возмещён, я должен иметь замену!.. Стой, скорей, глубже, глубже!

Робертс, Эмма

И оба на несколько мгновений забыли, о чём и зачем было сказано столько слов. После того как акт примирения был завершён, продолжал мой отец излагать свои доказательства дальше: «Не правда ли, Луиза, пока закон натуральные отношения челове-ка к человеку не обижает и только в извращении и преступлении его право защищает, это — терпимо, а если мы переходим все положенные границы, то наказание даже полезно». Сами мы ничего не знали бы про наши прегрешения, но закон не позволяет нам желать… страстно, и его сила, как следствие и наказание за наше неповиновение, убеждает нас вполне достаточно.

Преступления, правда, имеют ещё одно мощное противодействие: так уже Каин бе-жал, освидетельствованный и осуждённый совестью, а было бы какое-нибудь обществен-ное соглашение, или какой-нибудь договор какой-нибудь нации, или какого-нибудь наро-да разрешающий обокрасть или оклеветать, убить или изуродовать, позволяющий ненави-деть или завидовать — тогда бы и совесть, как мотив противоположного и как способ при-нуждения не имела бы никакого преимущества.

De gustibus non est disputandum!

ВЕСТНИК ВОЛОГОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА

Ну а животные или растения, которые сами в себе закона не имеют, как, например, лев или тигр, роза или можжевеловый куст, вода или камень — эти законом определяются вне себя. Таким образом, мы снова приходим к тому, что ничто во всей природе вещей на что-либо вечное претендовать не может. Например, вода, которая у нас только при опре-делённой температуре замерзает, где-нибудь на Сатурне превратится в камень, и, пока природа этой планеты не изменится, будет она оставаться неизменно все тем же кам-нем.

• место для знакомств Чехия.
• Доска объявлений. Работа в Чехии. Работа в Праге. Ruklama — эффективная реклама!.
• Содержание!
• кафе клубы знакомств Дечин.
• знакомства для интима с девушкой Ческе-Будеёвице.
• цены на билеты и нюансы путешествия!
• Дворцы Стамбула: фото, описание и отзывы.

Моя философия и моё право, моя лю-бовь и миропонимание никогда не переступят границ справедливости — потому что страсть во мне управляема. Здесь возникла пауза, а затем: «Как далеко зашло у вас с Luetnant? Я знаю, он любит тебя и ждёт удовлетворения. Может, он уже видел больше, чем только твою обнажённую грудь? Я уверена… едва ли… — И что? И как? Мне приходилось ставить ноги достаточно широко, и ему, опреде-лённо, было всё видно, потому что он расстегнул штаны и, с криком божественная Луиза, начал свой неукротимый предмет призывать к порядку.